Шаг в аномалию (Зерно жизни) [СИ] - Дмитрий Хван

— Где эта тварь?!

Елисея схватили только у реки, на причале. Он, лисицей прошмыгнув мимо морпеха у ворот, выскочил на берег и пытался стащить на воду лодку. Тут его стражники и повязали за несанкционированные манипуляции с плавсредством. Пока Елисея выспрашивали о цели водной прогулки, налетела толпа казаков и его начали убивать. Не бить, а именно убивать. Обалдевшие от подобного зрелища морпехи, лишь чудом отбили Елисея, выстрелив по разу в воздух из пистолетов. Казаки требовали немедленно убить Елисея и были настроены весьма решительно. На шум выстрелов прибежал Сазонов и группа морпехов, которые еле оттёрли толпу казаков подальше от лежащего навзничь Елисея.

— А ну, тихо! Никакого самосуда я не допущу, — спокойно сказал майор.

— Пошто защищаешь убивца, майор?

— Отдай его нам, всего делов!

— Да подождите вы, сначала узнать надо, зачем он это сделал, — махнул рукой Сазонов.

Тем временем, подошёл Вячеслав и ещё несколько человек, все хмуро уставились на избитого человека.

— Поставьте его на ноги. Да водой плесканите на него сначала, — приказал Вячеслав.

Елисея-Конана облили водой, а когда тот заворочался, поставили на ноги, придерживая, что бы тот не упал. Вячеслав подошёл к Елисею вплотную.

— За что ты его так, Елисей?!

Избитый запрокинул голову и выплюнув кровавую жижу изо рта, ощерился осколками зубов.

— Ништо у вас не сдеется. Не сдюжите! Побьют вас вскорости.

— О чём ты? За что парня убил, сволочь?

Елисей молчал. Сазонову передали котомку Елисея, которую он уже закинул в лодку.

— Обыскать его! — приказал Вячеслав.

— Одежу с его сымите, может он заховал в подкладку чего, — раздалось из толпы казаков.

Сазонов подошёл к стоящему в одном исподнем преступнику.

— Ты расскажешь нам что-нибудь?

Елисей безучастно молчал.

— Повесить, — коротко бросил Вячеслав и, развернувшись, пошёл в посёлок.

Казаки одобрительно загудели.

Начальство посёлка было окончательно запутано дикой выходкой одного из гостей, выдавшего себя за друга и якобы заинтересованного в них человека. Теперь стоило подумать, что ожидать от остальных посланников с Руси. После разговора с Елисеем их тут же изолировали и, если боярские дружинники не сопротивлялись этому заключению, то Никита и люди его отца отчаянно сопротивлялись тому, чтобы их заперли в башенный погреб.

— Это душегуб от Судакова Анисима, не наш человек! Мы не в ответе за его деяния! — Кричал Никита запиравшим его в погребе морпехам.

— Что делать будем, Андреич? — спросил Сазонов начальника посёлка, наблюдая как могучий ефрейтор накладывает запор на люк погреба.

И тут же сам себе ответил.

— Чую, хана настанет с такими гостями, как котята слепые. Разведку бы замутить.

— Откуда её взять-то, — удивился Вячеслав, — да и кто в разведку пойдёт? Мы же как белые вороны! Или ты казачков хочешь использовать?

— Я бы не стал на них полагаться, — ответил Сазонов.

— А Кузьма?

— А что он? Он с Хрипуновым на ножах — ты это имеешь в виду?

— Ну да, а что, думаешь не стоит доверять?

— Думаю, что рано ещё Андреич. Так что пока мечты и только. Со временем всё при дёт, а пока нам только тыркаться. Опытным путём, — невесело усмехнулся майор.

В котомке Елисея ничего особенного не нашли — кое-какие припасы, да всякая мелочь личного характера. А вот распоротая подкладка кафтана явила на белый свет небольшой кожаный свёрток со скрученными листами плотной бумаги внутри. Прочитать что-либо было абсолютно невозможно — писавший это Елисей использовал тайнопись, сущую китайскую грамоту. Сазонов предложил испытать Никиту — он, как представитель этой группы, должен знать, как прочесть эту вязь.

Никита, борясь меж своим уязвлённым самолюбием и возможностью пригодится этим странным людям, сначала дал выход скопившимся эмоциям и, лишь потом, успокоившись и справившись о состоянии отца, сказал, что готов помочь. Однако прочесть он смог далеко не всё, расшифровке поддалась лишь пара листов, остальное и для Никиты стало неодолимым препятствием.

— Ну говори, о чём он пишет?

— То, что я смог прочесть….Пишет о дороге до Ангары, острожках, количестве служилых людишек. О геройстве своём пишет.

— Интересно, хм. А дальше что? — поинтересовался Вячеслав.

— А далее не мочно мне прочесть, однако мыслю, что о вас пишет, — пожал плечами Никита.

— Логично. А что, Никита, отец твой прочёл бы? — озабоченно произнёс инженер.

— То не ведаю, — Никита плюхнулся на лавку и уронил голову на грудь.

— Прошу вас не заключать меня в башню сызнова, да и людишек моих выручить оттуда нужно, мы не вороги вам, — глухо проговорил парень.

— А Елисей?

— Сей пёс изменой действовал, я отпишу на Русь об нём.

— Ладно, выпущу, но прежнее доверие заслужить надо будет, — решил Вячеслав, хлопнув ладонью по столу. Никита уверенно кивнул.

— Ладно, Никита. Ты иди, нам с майором поговорить надо.

— Слушай, Алексей, — проводив глазами Никиту, проговорил Вячеслав, — я со Смирновым это обсудил уже. Короче, ты поставишь острожек у нашей границе, на нашем берегу Уды у впадения её в Ангару и останешься там главным. Таможня и погранзастава, так сказать. Народу вас там будет немного, может с дюжину. Вахтовым методом парни там будут — по три месяца. Ваше задача — не пропустить чужого к нам незамеченным. Это очень важно. Возражения есть?

— Возражений нет, Вячеслав. Дело ясное…А кого мне дашь, Саляева, Новикова?

— Саляев с казаками будет заниматься сбором шкурок у туземцев. Новиков мне тут нужен, я же всё-таки не военный, мало ли что.

— Володя?

— Кабаржицкий? Да, на первых порах пусть у тебя будет, а там посмотрим.

— Как с продовольствием будем решать?

— С собой возьмёте, столько сколько возможно. Приданные тебе тунгусы будут охотиться, у Владимира с рыбалкой неплохо. По возможности будем вас снабжать. В здешних лесах трудно с голоду умереть. Хотя мясо и рыба мне порядком поднадоели, картошки хочется, чёрт возьми! Но пока нельзя! Всё на высев.

— А когда она, появилась на Руси, при Петре вроде? — улыбнулся Сазонов.

— Ну да, мне рассказали, что Пётр отправил мешок картошки из Голландии в Россию только в конце этого семнадцатого века. Да что Пётр, ещё при Екатерине Великой у картошки не было шансов. А в девятнадцатом веке ещё были картофельные бунты.

— Кабаржицкий рассказал? — засмеялся Сазонов.

— Ага, он самый. Вон смешно получиться, если картошка в Россию придёт не из Европы, а из Сибири! Занятная коллизия, а? Хе-хе. — Да уж, это точно. Может и Бекетову потом подкинем картошечки? — предложил майор. — Ну это как дела наши с ним пойдёт. Точнее не совсем с ним, мужик-то он неплохой, а с Московским царством. — Ох, надеюсь, что всё ладно будет, — после некоторой паузы сказал Вячеслав, оглаживая бороду.

— Хорошо бы… Ладно, пойду готовится к отбытию. Ты когда планируешь меня послать-то, Андреич?

— На неделе, Лёша, не торопись. Мы ещё десять раз всё обдумать успеем.

Мишку Черкаса, убитого Елисеем, похоронили на высоком берегу Белой со всеми почестями: сколотили гроб, сделали оградку и поставили православный крест над могилой. Казаки за такое отношение к убитому казаку очень зауважали начальство посёлка, присутствовавшее на похоронах. А Елисей так и остался висеть на суку в перелеске недалеко от посёлка. Собаке — собачья смерть.

Ивана Репу, литейщика, сцапанного Новиковым у хрипуновцев и вывезенного в Белореченский посёлок, вызвали к воеводе Ангарского края. Так Вячеслава представил Ивану Кузьма, ставший теперь казачьим атаманом. По случаю атаманства Кузьме выдали невиданные доселе штаны со множеством карманов, отличный кожаный ремень, высокие ботинки с мощной подошвой, а самое главное — небольшой для его лапищи пистолет с двумя обоймами и нож с широким лезвием. Нацепив всё это великолепие, да рассовав свою мелочёвку по карманам, Кузьма Фролыч стал напоминать современного для двадцать первого века Робинзона-спецназовца. Посмотреть на этого загорелого на майском солнце мужичину с мощным волосатым торсом и серьгой в ухе, сбежались почти все жители посёлка. Они смотрели на него с таким нескрываемым удивлением и уважением, что Кузьма вконец стушевался и нацепил рубаху, чем вызвал несколько разочарованных женских вздохов. Для своих Кузьма теперь стал исключительно Кузьмой Фролычем и для всех девятнадцати человек стал непререкаемым авторитетом.

Иван зашёл в светёлку к воеводе, снял шапку, сложил двуперстие и, чертыхнувшись на отсутствие красного уголка, подошёл к столу, приглашаемый жестом воеводы.

— Здравствуй Иван, — начал разговор Вячеслав.

— Здорово воевода, пошто звал? — спросил Репа, уже догадываясь о теме разговора, не дурак, мол.